Предлагаю Вашему вниманию сериал "Тайвань" / "Taiwan",меня он привлёк своим сюжетом и стилем.Автор этого сериала девушка с ником Aisgil.Человек интересный и творческий,о чём говорят её работы.
"Тайвань" / "Taiwan"
Людей мучают не вещи, а представления о них Эпитет
台湾 Taiwan
Текст, идея: Aisgil Иллюстрации: Aisgil, Катаринка (со второй главы) Обработка и оформление: Aisgil Жанр: мистика, повседневность Возрастные ограничения: +16
Канун Рождества и Нового года считается волшебным временем, когда с людьми происходят чудеса, а с небес валят пушистые хлопья снега. Но в некоторых странах снега не бывает, как на острове Тайвань. Зимой температура держится на отметке двадцати градусов тепла. И как быть людям, выросшим в снежном городке под названием Ленск, когда они находятся в почти круглогодично солнечном Тайбэе? Они переезжают в новый город и неизвестную страну, на улицах которой почти никто не знает английского языка, а общаются на местном наречии под названием тайваниз, который далек от традиционного китайского. Впрочем, и этого языка они не знают. И тут начинается нечто более странное, непонятное и даже пугающее.
Мы то ли в корабле, то ли в самолете двигались куда-то в неизвестном направлении, но попасть туда было жизненно необходимо, чтобы спастись. Местечко очень странное: салон какой-то круглый, словно мы находились в летающей тарелке, как в старых фантастических фильмах. Весь мир объят жуткой и необъяснимой инфекцией, и мы, кучка выживших, стремились к спасению — на единственный островок надежды. Я смотрел в маленький круглый иллюминатор на проплывающих мимо золотых и серебристых рыбок, легко и безмятежно скользящих между облаков. Пытаясь сделать вид, будто все нормально, и никто не умрет, я знал, что заражен и предательски молчал. При посадке в транспортное средство на меня попала какая-то жидкость, но я не придал этому должного значения. А теперь уже слишком поздно, я чувствовал изменения, которые происходили внутри: слышал жужжание, назойливое, как комары ночью, чувствовал, как зудят уши, словно их хорошенько протерли наждачной бумагой. По телу разливался невыносимый жар, резко сменяющийся холодом, хотелось пуховое одеяло и гору льда одновременно. Эти симптомы наизусть знали все, и ошибки быть не могло. — Надо врача, срочно,— обратился я к сидящей рядом голубоглазой блондинке лет пятнадцати. — Успокойся, все в порядке, тебя же проверили перед посадкой. Вот, отвлекись,— она протянула мне блокнот и пару цветных карандашей.— Мне очень помогает, если нервничаю.
— Да зачем мне твоя бумага? Я даже рисовать не умею,— возмутился я, дергая ремни безопасности. — А тут не надо уметь,— усмехнулась собеседница,— это же раскраска. Игнорируя щебет тупой курицы, я поднялся с кресла и хотел было крикнуть на весь салон и потребовать медицинской помощи, но девчонка неожиданно сильным рывком посадила меня на место. — Не надо сеять панику, люди сейчас и так на взводе, — объяснила свои действия наглая малолетка с не по годам взрослыми суждениями. Хотя, чему тут удивляться, если выжили только самые сильные и ловкие люди. Ну или сумасшедшие. — Да пошла ты к черту! Если ничего не сделать, то всему конец! А вдруг я не один такой? — Ты параноик. Если бы ты был действительно заражен, то давно бы начал набрасываться на остальных. С момента посадки прошла уже уйма времени, к тому же… Она не успела договорить, что-то очень быстрое с кровавыми глазами схватило ее за волосы и потащило куда-то вниз. Я подумал, что она очень вовремя свалила, иначе бы я выбил из нее всю самоуверенность и, наслаждаясь пятью минутами затишья, не сразу сообразил, что именно произошло. А когда опомнился, их стало уже двое: инфекция мутировала, распространяясь в геометрической прогрессии, и в считанные минуты только я один остался в живых и в своем уме.
Я очнулся в подворотне, весь в собственной крови, с гудящей головой, и казалось, что если бы не сумасшедшее сердце, яростно стучащее в районе затылка, то я бы вплавился багряной массой в кипящий серый асфальт. Приподнявшись на локтях и задыхаясь от тупой боли, разливающейся по искалеченным конечностям, я чувствовал себя так, словно на меня раз десять упала наковальня. Нет, все двадцать. Глаза заплыли и с трудом открывались, но я все же умудрился разлепить пальцами веки и осмотреться, радуясь, что на улице уже темно, ведь даже неяркий свет фонаря за дальним углом больно резал глаза. Ладони казались огромными, пальцы не слушались, а ног я не чувствовал вовсе — в отличие от разбитой головы с тысячью иголок внутри, что норовили выбраться наружу, игнорируя препятствия вроде черепной коробки. Даже не сразу дошло, что кольца нет. Я вытянул руки перед собой и осмотрел их, осторожно ощупывая на предмет переломов, потом ребра и ноги. По всему выходило, что кости целы и пострадало только мясо с кожными покровами — значит, я еще легко отделался. Закончив осмотр тела, я, не спеша подниматься, оглядел подворотню, в которой находился: пусто, темно и тихо, только где-то дальше по улице слышались едва различимые голоса. Провел рукой по горячему асфальту и в тусклом свете луны увидел блеск стекла, раздробленного в мелкую крошку. Осторожно перебирая пальцами дальше от себя, нащупал этикетку от разбитой бутылки джина, с «розочкой» из которой я высокомерно пытался напасть на тех парней. Слишком самоуверенная выходка для состояния «нестояния», в котором я находился, но пьяному, как водится, море по колено, а был я в говно. Горько усмехаясь собственной тупости, я решил, что пора бы уже вставать и ковылять в квартиру. Как только поднялся всего лишь на корточки, голова тут же предательски закружилась. Казалось, что в ней завелся дополнительный миллион мелких острых предметов, которым нужно было срочно проложить путь сквозь мою несчастную башку. Я зажмурился, разогнул резиновые ноги и решил посидеть еще немного, пока не станет ощутимо лучше. — Can I help?*— спросил меня кто-то. Я поднял глаза и увидел парочку женщин — мать и дочь, судя по всему. Старушку я сначала не узнал, пока она не начала тыкать на меня скрюченным пальцем и говорить что-то своей спутнице на китайской тарабарщине. Я видел ее, когда мы с женой гуляли по мосту через Даньшуй, именно эта тетка всучила нам дурацкую записку про души и свадьбы с призраками. А вот молоденькую узнал сразу же — это была та самая проститутка, которую я недавно арендовал. — Yes, help me to stand up, please,*— хрипло ответил я, поражаясь скрипучести своего голоса. Девушка подошла и протянула мне ладонь, в которую я сразу же вцепился, упираясь второй рукой в землю, а потом хватаясь за стенку. — Может, врачей вызвать?— спросила дамочка, когда я наконец нетвердо стоял на своих двоих. Не без помощи стены. — Нет, спасибо. Я лучше отлежусь дома, — ответил я, самонадеянно попытавшись сделать пару шагов в сторону улицы, и снова чуть не растянулся на дороге. Но моя знакомая вовремя подхватила меня под локоть и тем самым не дала потерять равновесие. — Может, вас проводить хотя бы до такси?— предложила китаянка, не веря в мои силы. Да я и сам не верил в то, что напрочь отсутствовало. — Мне нужно в этот дом,— сказал я, кивнув на здание, за которое держался,— так что такси не понадобится. — Ну, тогда давайте я провожу вас до двери. Вы еле стоите на ногах.
Я кивком согласился на ее заманчивое предложение и облокотился о стенку другой рукой — первая к тому моменту успела сильно затечь. А девушка отошла к старушке, которая все это время стояла и наблюдала за нами, и принялась что-то объяснять ей на китайском. Потом красотка вернулась обратно и подставила свой острый локоть, призывая к дальнейшему продвижению. — Это твоя мама?— спросил я, когда мы уже сделали несколько шагов. — Нет, бабушка. А почему вы спрашиваете? — И как она относится к твоей профессии? — На что это ты намекаешь?— возмутилась она, останавливаясь. Я понял, что если сейчас она отпустит мою руку и уйдет, то я рухну на асфальт, и тогда придется ждать кого-то еще, кто мог бы помочь добраться до квартиры. Но я просрал момент и надо было что-то отвечать. — Ну видно же, что ты продаешься. Наверное, не помнишь всех своих клиентов, хотя я тебя совсем недавно снимал. Вчера, если быть точным. — Я помню всех своих иностранцев. Ты ошибаешься. Мы никогда не встречались. Ни вчера, ни год назад — никогда. Я опешил от ее ответа и попытался припомнить, как вообще оказался в этой грязной подворотне. И покопавшись в памяти, пришел к выводу, что она права. Не было ничего. Я напился кислоты с джином, и наша встреча просто примерещилась. Но как могла привидеться совершенно незнакомая женщина в мельчайших подробностях, да еще так, чтобы род занятий совпадал? Это обстоятельство никак не хотело укладываться в голове — тут действительно впору сходить с ума. Двери лифта захлопнулись перед нашими лицами, и я оперся спиной на металлическую поверхность. Я подумал, что было бы интересно задать тот же вопрос и посмотреть на ответ. — В этом лифте, говорят, изнасиловали кого-то,— сказал я и глянул в зеркало. — Правда?— прозвучал тот же вопрос, что и в галлюцинациях, поэтому я напряг память, чтобы вспомнить, о чем мы говорили дальше. — Тебя, может, тоже изнасилуют,— криво усмехнулся я, неловко касаясь ее задницы. — Брось. Ты не в состоянии даже самостоятельно ходить, не то, что насиловать кого-то. На это немало сил нужно, а ты только на себя посмотри,— захохотала она. — Именно это я и делаю,— парировал я, не отрывая взгляда от зеркала. Все-таки что-то изменилось, хотя поначалу разговор пошел в том же направлении. Ясное дело, что причина состояла в моем самочувствии и непрезентабельном внешнем виде. Лифт приехал и остановился. Девушка снова подставила мне свое плечо, и мы прошли к квартире. Ключей в кармане почему-то не оказалось, и я рефлекторно дернул ручку на себя. Дверь поддалась и открылась с легким скрипом, а проститутка отшатнулась назад, как только увидела беспорядок, царящий внутри. — Недавно въехал,— пояснил я, увлекая дамочку вперед. Она помогла мне усесться на диван и огляделась по сторонам, явно догадываясь, что после переезда таких бардаков не бывает. — Ты говоришь, что мы не знакомы, но тогда откуда я знаю, что у тебя на правом плече татуировка с надписью «грешник»?— отвлек ее я от созерцания домашнего хаоса. — Как ты узнал?— удивилась она, глядя вбок. Ткань платья была достаточно плотной, а рукав длинным, чтобы никто даже не догадывался о том, какими иероглифами помечено плечо девушки. — Ты сама мне сказала это вчера,— пожал плечами я,— посидишь еще со мной? Озадаченная, она молча кивнула.
— Выпить хочешь?— предложил я. — Давай,— ответила она просто и указала на пачку сигарет на столике,— а закурить можно? Одобрительно махнув рукой, я вытащил из стоящего рядом с краем дивана пакета бутылку джина и протянул ей. — Тоник стоит в холодильнике, там есть открытая бутылка, а стаканы над раковиной. — Тебе тоже сделать коктейль?— поинтересовалась она, открывая дверцу полки. — Если не сложно,— согласился я. Прошло несколько минут в молчании, пока девушка смешивала алкоголь. И когда до меня дошло, какую именно бутылку с тоником она взяла, хотел запротестовать и попросить ее вылить к чертям это пойло, но потом решил: гори оно огнем и будь что будет. Китаянка подошла обратно к дивану и протянула мне один из стаканов. Отпивая, она заметила фотографию в рамке, стоящую на столике, и дернулась. — А это кто с тобой?— спросила она, указывая на снимок. — Моя жена,— спокойно ответил я, делая вид, будто не заметил ее испуга, и добавил:— теперь, наверное, уже бывшая. Она от меня сбежала. — Кажется, что ты скучаешь. — Так и есть,— грустно улыбнулся я. — И ты не будешь ее искать? — Я хотел бы, но это не представляется мне возможным. Найти человека даже в какой-то определенной стране тяжеловато, а уж международные поиски могут затянуться навечно, даже с приличными связями. Просто у нас обоих есть мультивизы в несколько стран, и она могла поехать куда угодно. Но я больше, чем уверен, что она в России. Ты представляешь себе, что такое Россия? Это же огромное по территории государство. Найти ее в каком-нибудь Люксембурге было бы проще простого, но не в России с тысячью городов. А почему ты спрашиваешь?— в довершение тирады спросил я, посмотрев на снимок. — С ней я точно виделась. Она меня чуть не убила,— пояснила китаянка и, залпом допив свой коктейль, опустила рамку изображением вниз. — Это когда же? Ты уверена в том, что это была именно она? — Пару дней назад. И да, я уверена, у меня хорошая память. Фотографическая, если быть точнее. — Вот скажи, каким образом такая умница, как ты, вышла торговать своим телом? Ты отлично владеешь английским, ты красива и обаятельна, и к тому же с фотографической памятью,— удивился я и подумал, что прям как у моей супруги, которая при всех своих достоинствах была домохозяйкой. — Честно сказать?— усмехнувшись, спросила собеседница и тут же ответила:— мне это нравится. Просто нравится и все. Нимфоманка значит. С ума сойти. — А почему не порнофильмы?— откликнулся я, недоумевая. — Потому что там есть график, как на любой работе. А если я шлюха, то могу трахаться, когда захочу, если подумать,— улыбнулась она. — И тебе нравится секс даже с жирными потными *****ками или сумасшедшими садистами? — Да мне все равно с кем. Считай, что я просто мастурбирую ими. — И как часто тебе хочется? — Почти всегда. Часто, в общем. — И сейчас? Вместо ответа она опустилась передо мной на колени и расстегнула ширинку.
В общем-то, я не рассчитывал на секс в таком состоянии, но разговор на эту тему успел прилично возбудить. Сучка как-то по-детски обрадовалась, когда увидела стоящий член, радостно уселась верхом и начала двигаться. Я сначала схватил ее за сиськи, но она отодвинула мои руки на свою крепкую задницу, убыстряя движения.
И уже через пару фрикций мои ребра истошно завопили о помощи. Я начал задыхаться от боли, а китаянка только увеличивала темп, словно не замечая, как я корчусь и пытаюсь ее отпихнуть. Казалось, что это заводило сучку еще больше, даже появилась мысль, что нужно постараться перетерпеть, пока ненасытная тварь не кончит, но чем дальше, тем было больнее. И через пару мгновений, когда боль дошла до критической точки, став совершенно невыносимой, я заорал и что было сил выставил перед собой руки. Девчонка чуть не упала на столик, но хотя бы поняла, что мои ощущения в тот момент были бесконечно далеки от приятных. Глухо застонав, я схватился за грудь и, не дожидаясь, пока она слезет, зарычал: — Ты не видишь, что мне хреново?! — Ладно, не надо орать,— тихо, но недовольно согласилась она и поправила платье. — Извини, но не в этот раз,— ответил я уже немного спокойнее. Она отошла обратно в кухню и смешала себе новый коктейль, а я тем временем убрал свое торчащее наружу достоинство обратно в штаны.
— Там где-то в верхних шкафчиках должно быть обезболивающее, поищи, пожалуйста,— попросил я. Нимфоманка рылась на полках, выкладывая все баночки и коробочки, что лежали внутри, на стол. Среди кухонного барахла я увидел зеленую тетрадку, похожую на дневник моей жены. Когда дамочка нашла лекарство и торжественно помахала разноцветной коробкой, я попросил ее захватить тетрадку с собой. Запив спасительную таблетку водой из-под крана, я открыл принесенную тетрадь, которая оказалась той самой, с рецептом фруктового пирога на первой странице. Будет чем развлечь свой одинокий досуг, когда девчонка свалит. А она точно свалит. Удовлетворенно закрыв дневник, я положил его на стол и повернулся к девушке и спросил: — А как насчет женщин? — Не имеет значения, хотя мужчины все-таки лучше,— ответила она,— но твоя жена оказалась очень даже ничего, пока внезапно не избила меня. Вот уж не думал, что у моей женушки были лесбийские наклонности, да и то, что она избила женщину, тоже казалось мне странным. Она же вообще очень тихая по натуре и никогда не лезла на рожон. И тут я заметил, что у китаянки неплохой фингал под глазом, просто талантливо замаскированный косметикой. Так сразу и не догадаешься, если не знать. — Это она тебе?— решил уточнить я, указывая пальцем на ее правый глаз. — Да, но я не хочу говорить на эту тему. — Хорошо,— согласился я. — Я пойду, наверное, надо удовлетворять свои потребности,— сказала она, еще раз поправляя платье. — Погоди, как тебя зовут хоть?— остановил ее я. — Нет у меня имени. Зато телефон есть, — улыбнулась девушка и, выудив из своей сумочки визитку, протянула мне. На желтоватом листке бумаги красовался сиротливый номер. — Я позвоню как-нибудь. — Но в следующий раз только за деньги,— предупредила она и, выходя из квартиры, споткнулась о засохший букет, который я несколько дней назад купил жене, желая сделать сюрприз. Оказывается, он все это время так и провалялся у двери, а я даже внимания на него не обращал. И разговорник тогда не купил, хотя собирался, а теперь он уже не актуален. Отодвинув нетронутый стакан с адским пойлом, я взял дневник, открыл на произвольной странице и принялся за чтение.
--------------------------- *Я могу помочь? (англ) * Да, помогите мне встать, пожалуйста
«Сегодня ездила к его матери и была просто шокирована после разговора с ней. Вообще женщина очень нервная, даже можно сказать психованная, раз постоянно столько плачет. А он ее забросил. Хотя не удивительно, ведь мать наверняка напоминает ему о том, что случилось еще в детстве, как его старшая сестренка умерла у него на глазах. В голове не укладывается, что у ребенка двух с половиной лет отроду было такое переживание. Да как вообще это могло произойти? Ну как, как пятилетняя девочка могла опрокинуть на себя тяжелый телевизор с тумбой? Пока его мать рыдала и говорила, что потом он стал бить единственную оставшуюся от сестры куклу об углы мебели, я сидела как статуя и не могла ни двигаться, ни говорить. Я все это представляла и не верила в то, что такое бывает в жизни. Но в жизни бывает все, и мне пришлось часа два успокаивать несчастную женщину, у которой снесло крышу после смерти дочери и смены поведения сына. Почему-то мне кажется, что такое невозможно пережить, и она навсегда останется в таком подвешенном состоянии. Но он тоже молодец, бросил ее, это же его мама, которая его воспитала, несмотря ни на что.»
Ну конечно, воспитала. Она следила только за моими болезнями, отключаясь от остальной моей жизни, словно меня не существовало, пока я был здоров. Но болел я достаточно часто, почти всю начальную школу проходив с соплями: то аллергия случалась, то ангина, то простуда. Общался постоянно со мной только отец, но когда мамаша тронулась умом еще больше — родители развелись, и я остался предоставлен сам себе.
Я почему-то вынужден был жить с матерью, хотя совершенно этого не хотел, но я был слишком мал, чтобы мое мнение учитывалось. Почти сразу же отец от меня отдалился, постепенно мы стали видеться все реже и реже, пока встречи не сошли полностью на нет. А теперь старая курица и вовсе выжила из ума, и у меня не было совершенно никакого желания видеть ее. Я и так считаю, что сделал достаточно: поселил ее в дом престарелых и исправно перечислял деньги на их счет. Поморщившись от неприятных воспоминаний, я перешел на пару листов вперед и снова начал читать.
«Город — Одиночество Непохожих. Как-то недоочиталась. Интереснее, чем в действительности на рекламной растяжке, увиденной когда-то в русском метро… И правдивее. Ведь человек — существо от рождения, изначально одинокое. Такова наша суть. И вот, в происшествии последних вихрей-ураганов-торнадо событий я чувствую себя как никогда одинокой. Я не смотрю на себя в зеркало, как на девушку, я не оцениваю то, как я выгляжу. Я себя забываю. Но это только полбеды. Вместе с собой я забываю все то, что мне принадлежит, все то, что я в себя накопила как губка — людей, мысли, отношения, навыки, знания. Жизнь — мое море. Людей всегда тянет к морю. А у меня персональное море. Я не кошка, я — ракушка, оказавшаяся на суше. Мне не хватает воды, влаги, жизненной соли. Я теряю себя, я забываю себя. Но человек не тот организм, который может себе это позволить. И тогда приходится вспоминать. Как сейчас.» «Я люблю тебя, но ты — большая часть меня. И поэтому я стараюсь любить себя больше, чем тебя. Но чем дальше, тем все больше становится невозможно трахаться с самой собой, мы слишком сильно перемешались.»
Хмыкнув, я перелистал еще дальше и обратил внимание, что слово «любовь» и любые его производные везде зачеркнуты. Решив просмотреть последнюю запись, я открыл дневник в самом конце и не прогадал — там оказалась новые строчки, которых я не видел прежде.
«Мой дорогой моральный урод! Для начала советую тебе полечить свою больную башку, но это, конечно, по желанию. А вообще хочу оповестить, что я исчезаю из твоей жизни и не могу простить тебе ничего. То есть вообще. Никогда. Знаешь, я верила в сказку, что ты принц, я принцесса, все чудесно, тратата. А ты оказался гребанным садистом, сволочью и манипулятором. Я не могу больше оставаться рядом с сумасшедшим, но не только из-за своих разрушенных иллюзий. Не буду вдаваться в подробности. Даже вспоминать тебя не хочу. Бай-бай.»
— Чертова сука,— процедил сквозь зубы я и откинул тетрадку прочь. По пути выпало несколько листов, но я не стремился собирать их, а взял стакан с джин-тоником, выпил его и решил отправиться спать в постель, по которой уже успел соскучиться.
Проснувшись, я пошел умываться в другой конец салона. Ненавижу самолетные туалеты: слишком душно, чересчур тесно и всегда приходится ждать. Я дежурил у тонкой дверцы и торопливо считал секунды, пока изнутри наконец-то не вышла смущенная раскрасневшаяся парочка. Девушка ежесекундно поправляла свою юбку, а парень хрустел костяшками пальцев до тех пор, пока они не прошли к своим местам. Проводив молодых людей взглядом, зашел внутрь. Дышать было невозможно, поэтому наскоро ополоснув лицо водой, я вышел наружу и очутился почему-то уже на улице, в окружении панельных домов и раскидистых деревьев. Нещадно палило солнце и вкусно пахло вяленым мясом. Через какое-то мгновение я понял, что запах исходит от меня и солнце прожигает в моем теле дыры. Раны облепила злорадно попискивающая туча мух. В ответ я облил мерзких насекомых водой из бутылки, что оказалась в руках, и отпил глоток. Я тупо смотрел, как только что выпитая жидкость выливается тонкой струйкой из раны в животе. Солнце сожгло все деревья, напрочь опалив их листву, а на мое израненное тело вернулись мухи. В панике вылил остатки из бутылки на голову, но стало только хуже — вода превратилась в бензин и я загорелся.
Картинка померкла и перед глазами поползли заключительные титры. Диктор поочередно озвучивал имена режиссера, сценаристов, операторов и актеров, пока я кричал от боли и корчился в агонии.
Я проснулся и протер глаза кулаками. Приснится же. Встал, с трудом оторвав спину от кровавой простыни, и направился на кухню — срочно требовалась чашка кофе, чтобы взбодриться. В полке оказался только растворимый кофе, я удивился, откуда эта банка могла взяться, ведь мы не пили такого дерьма уже много лет. Щедро насыпал пригоршню гранул в белую кружку и поставил чайник на огонь. Ожидая пока закипит вода, увидел рассыпанные листы из дневника жены, подошел к горстке бумаги и, подняв, прочел: «Сегодня почему-то вспомнилось, как моя голова застряла между деревяшек в спинке стула. Я была тогда совсем маленькой, а стулья большими и красивыми. Папе пришлось распилить стул, чтобы вытащить мою непутевую башку, ведь не помогло смазывание головы и маслом, и мылом. Очень скучаю по родителям и тому времени, когда мы были все вместе.» — А я совсем не скучаю по своим,— зачем-то вслух сказал я и собрал оставшиеся листы с пола. Воткнул их посередине тетрадки и положил ее на столик. Завоняло жженой пластмассой. Я обернулся, и до меня дошло, что совершил роковую ошибку — чайник оказался электрическим. Огонь разгорался все сильнее, а я пытался тушить водой не погашенную конфорку, ругая себя за идиотизм.
Теперь завоняло газом. Устало повернув ручку регулировки, я выключил плиту. Теперь вскипятить воду было нечем — пластик оплавился так, что залил все вокруг. Так что даже маленький ковшик было бессмысленно ставить. С досады я бросил чашку с насыпанным кофе в раковину. Белая керамика разбилась и между осколков выплыл коричневый порошок. Это напомнило мне рваные тела тряпичных кукол, когда под белой тканью оказывалось напихано черт знает что. И сразу же подумал о китаянке с кукольной внешностью. Раз уж у меня здесь не осталось людей, с которыми бы хотелось поговорить, я отыскал визитку и позвонил шлюхе. — Hello,— раздался в трубке знакомый голос. — Hi, can you come over?*— спросил я, не размениваясь на дежурные фразы типа «как дела?». — Кто это? — Этот тот парень, которого ты подобрала вчера в подворотне,— ответил я. — Чего хотел? — Твоего общества. — Теперь только за деньги,— напомнила она. — Да-да, без проблем. Когда сможешь приехать? — Скоро буду. Я сейчас недалеко. Пошел в душ, чертыхаясь, стянул белье и вывернул водопроводный кран насколько возможно. В лицо ударила кипящая вода, я резко отшатнулся и крутанул кран в противоположную сторону. Тело окатило ледяным потоком. На этом решил бросить водные процедуры и кое-как обтерся: кожу жутко саднило, дышать было тяжело, а в пояснице, казалось, завелись термиты. Маленькие жуткие насекомые прорывали ходы в моей плоти, разрывая болезненные туннели прямо наживую. Да и какая, к чертям, анестезия у несуществующих организмов. Раздался звонок в домофон, и уже через две минуты нимфоманка стояла на пороге моей квартиры. — Ну, с чего начнем? — спросила она сразу же, как подошла ко мне. Дежа вю. — Для начала хотя бы просто зайди,— предложил я и сделал приглашающий жест рукой. Дамочка сразу же сделала уверенный шаг внутрь и сняла солнечные очки. Я тут же про себя отметил, что синяк под ее глазом стал выглядеть определенно лучше. Она села в кресло, положив рядом свою маленькую сумку, и ожидающе посмотрела мне в глаза. — Ты хочешь выпить?— спросил ее я, открывая холодильник. А пить-то там совсем нечего было, равно как и есть. — Давай сразу обговорим цены,— предложила девушка, словно не слыша моего вопроса. — Хорошо,— согласился я, чувствуя некоторую неловкость из-за выпивки. Но, наверное, шлюха помнила, что еще вчера успела истребить все видимые запасы спиртного в этом доме. — Восемьсот в час. — И чего тут обсуждать? Или возможен торг?— усмехнулся я. Как будто не себя продает, а подержанную машину. — Возможен,— кивнула китаянка, видимо, не услышала саркастического тона в моем вопросе. — А что, если я хочу всего лишь поболтать? Если мне просто скучно? — В таком случае я просто уйду, потому что мне не интересно с тобой разговаривать. — Нда, хреновая страна и нечего тут больше делать. Даже поговорить не с кем,— пробормотал я. — Нормальная страна,— тихо, но гневно возразила дамочка и поднялась с места.
— Твоя бабушка меня прокляла, ты в курсе? И мою жену заодно. — Чего?— шлюха снова опустилась в кресло, а я сел на подлокотник рядом с ней. — Несколько дней назад она бросила на мосту через Даньшуй монетку. Ты же знаешь про это поверье, не так ли? — Конечно,— кивок,— так вот чего она такая счастливая была… Сказала, что теперь мои родители теперь в надежных руках и сняла трехлетний траур. Их засыпало камнями во время тайфунов. Здесь такое часто случается. — Извини, я не хотел напоминать. — Ну, насчет «хороших рук» она явно погорячилась,— с укором сказала она, снова проигнорировав мои слова.— В любом случае, мне пора. Встала, молча прошла к выходу и закрыла за собой дверь. Я вздохнул, протер глаза и понял, что разговора не было — в руках по-прежнему находились визитка с мобильником, на дисплее которого был набран номер шлюхи. Правда, только наполовину. Оглянулся на кухню и с удивлением обнаружил, что плита девственно чиста и вообще нет никаких следов пожара. — Крутотень. Это хреновина все еще действует,— зачем-то вслух сказал я и поднялся с подлокотника.— Надо валить отсюда. И срочно. Бросил кусок бумажки с цифрами на пол и, приняв наскоро душ, переоделся. Дальше я действовал на автопилоте: размеренными автоматическими движениями перемещался по комнатам и собирал необходимые вещи. На несколько секунд я даже почувствовал себя роботом, неотвратимо выполняющим свое задание, на которое запрограммирован и почти услышал резкий металлический лязг от собственных рук. Мои методичные, выверенные механические движения пугали меня до тех пор, пока в сумку не была уложена последняя вещь. В аэропорт я добрался без проблем, так же без проблем купил билет в Москву с пересадкой в Шанхае. Когда меня спросили куда я хочу лететь, я ответил все на том же автомате, металлическим голосом и совершенно не задумываясь. Время до посадки я просидел на одном месте, почти не двигаясь и пребывая в какой-то прострации. Выпил пару коктейлей и вырубился практический сразу, как самолет оторвался от взлетной полосы.
-------------------------------- * Привет, ты можешь прийти?
Она смотрела на меня, не отрывая взгляда, и тянула за руку в спальню. Улыбалась, приглашая на постель, и медленно танцевала, постепенно раздеваясь. Развалившись в ворохе подушек и одеял, я любовался красивым телом, которое знал вплоть до малейшего изгиба. Моя женщина с улыбкой подошла к краю кровати и резко захлопнула кованую калитку. Я бросился к ней, но она успела ловко опустить засов и навесить большой амбарный замок. Не говоря ни слова, красотка опустила полог и закрыла кровать от остальной комнаты белой полупрозрачной тканью. Я рычал и бился о прутья чугунной клетки, но дверь за женой уже захлопнулась. Оглядевшись, я понял, что заперт на этой кровати, а витой заборчик по каждой из четырех сторон подозрительно напоминал оградки русских кладбищ. Через легкое полотно виднелись надгробия соседних могил.
Я проснулся и глубоко вдохнул воздух, отгоняя прочь тягучее сновидение. Повернул голову вправо, рассматривая от нечего делать пассажиров рядом, и увидел ту самую парочку, что приснилась мне еще в Тайпее. По телу пробежала неприятная дрожь, и в голову полезла всякая метафизическая чушь из разряда «эти психоделики прорывают тонкую ткань, отделяющую выдумку от реальности». Вариантов было два: я схожу с ума или это… да дьявол его знает что это. И от подобных мыслей руки холодели только сильнее. Поэтому я подозвал стюардессу, попросил налить мне какой-нибудь крепкой дряни, которую мнгновенно выпил залпом. Почти сразу же объявили посадку и попросили пристегнуть ремни. В Пудуне* выяснилось, что продолжение моего рейса откладывается на неопределенный срок, потому что в Москве вдарили ледяные дожди. Практически все аэропорты не работают, да и половина города обесточена. И когда начнутся рейсы не скажет никто. Поэтому я взял брошюрку с номерами телефонов и отправился на Маглев. Через десяток минут в скоростном магнитном поезде я преодолел расстояние от Пудуна до центра Шанхая. Город встретил меня туманом и температурой в два раза ниже тайпеевской. Здесь недавно выпал снег, тут же растаял, наверняка не достигая тротуаров. Упрямый тягучий кислород не соглашался нормально поступать в легкие, и теперь Тайвань казался раем по сравнению с этой баней. А из-за туманности складывалось впечатление, что я вообще в какой-то Лондон прилетел, особенно в районе набережной Бунд.
Плюнув на прогулки, я отправился в отель Ориентал Риверсайд и целых десять минут на всех языках пытался объяснить девушке с ресепшена, что хочу взять номер. В итоге добился появления администратора, который извинился за иностранную стажерку. Как выяснилось, девчонка знатно приврала в резюме о своих лингвистических познаниях. А я-то думал, что в пятизвездочных отелях в центре мегаполиса такого не случается, тем более в Китае. Так что в скором времени я уже сжимал ключик от приличного трехкомнатного номера и направился к лифтам, глядя, как заплаканная девица выходит из служебного помещения в дешевой одежонке. И так увлекся, что не заметил, как на меня налетела какая-то рыжая дамочка. Окинув взглядом сбитую с ног женщину, я извинился, а она, неожиданно резко вскочив, кинулась на меня с кулаками. — Damn… asshole… it's you!* — Что вам нужно? Я же извинился!— ответил я, уворачиваясь от ее кулачков с красными когтями и отступая назад. Однако рыжая не желала сдаваться. В ее перекошенном лице мне виделось что-то знакомое, но я никак не мог понять кто она. — Ты оставил меня в таком виде! Это был позор!!!— она стала орать уже на французском и так громко, что на нас стали оборачиваться.— Муж не разговаривал со мной две недели, а потом подал на развод! Ты скотина!
И только, когда она перешла на французский, до меня дошло, кто эта хрупкая боевая особа. То, что она говорила, было чистой правдой. Мы познакомились во время моих кратковременных поездок в Париж и периодически трахались. Но потом командировки превратились в переезды, я женился, и знойная парижанка стала напрягать своими смс-ками. Поэтому я связал сучку в ее собственной квартире так, как она любила — чтобы нельзя было самостоятельно вырваться, вылил ей на задницу расплавленную в гильзе свечку и свалил. Она даже не сразу заметила, что меня нет рядом, продолжая стонать и выкрикивать какие-то непристойности на французском, которые я прекрасно слышал даже за дверью. Помню, как она заткнулась, прервавшись на полуслове: видимо, поняла, что просить о помощи в таком виде не стоит. Я тогда выждал еще минут пять, послушал тишину и ушел, думая, что больше не увижу ее никогда. И вот, пожалуйста, Шанхай! — Успокойся, это было семь лет назад. И вообще прекрати орать, на нас люди смотрят. Если хочешь, давай поднимемся и поговорим в номере. Я даже разрешу укусить себя за руку. — Укусить?— опешила она и как-то приосанилась. Более спокойно поправила воротничок пиджака. — Да, я помню, насколько ты кровожадна. Вместо ответа она криво усмехнулась и нажала кнопку вызова лифта. Похотливая дрянь. Внутрь зашли только мы двое. Дамочка даже не посмотрела в сторону панели с кнопками, и это означало, что мы едем ко мне. Я нажал свой этаж и уставился на сменяющие друг друга циферки. С полминуты ехали в молчании, а потом она повернулась ко мне лицом и начала потихоньку поднимать юбку за краешек. На стройных ногах красовались роскошные чулки с кружевной резинкой. — Я хочу порвать на тебе одежду,— прошептал я ей на ухо и запустил руку под юбку.— А не холодновато тебе без белья ходить? — Трахни меня здесь,— попросила дамочка, игнорируя мой вопрос. — Нет. — Почему?— на ее лице разочарование. — Мы почти приехали,— ответил я, не убирая ладони. — А если я…— она повернулась, чтобы нажать на «стоп», но не успела, и двери растворились. Из коридора смотрела парочка дьявольски чинных китайцев: сначала на нас, потом на руку между ног мой подруги. Оба густо покраснели, поняв, что моя рука продолжает двигаться. Я убрал ладонь, помахал перед их лицами, сказал «hello» и гордо покинул лифт. Француженка засеменила за мной шаг в шаг. Мы зашли в номер, я захлопнул дверь ногой и задрал юбку дамочки наверх. Потом вспомнил, что надо непременно осуществить задуманное, и опустил подол назад. Она озадаченно посмотрела на меня, но ничего не сказала. — Я же хотел разорвать. Поэтому сначала свяжу тебя. — Э, нет! В такие игры мы уже играли. — Значит, правила ты помнишь,— усмехнулся я. — Что хочешь, но без связываний,— отрезала мазохистка. — Только не бери своих слов обратно. — И портить мои шмотки тоже не надо. В чем я пойду обратно? — В халате,— ответил я и вновь ухватился за несчастную юбку. Ткань легко поддалась и затрещала по шву. Отшвырнув тряпку прочь, я схватился за пиджак, и тут до сучки дошло, что можно сопротивляться. Момент неожиданности закончился, а жаль. Она легонько оттолкнула меня и ловко скинула шмотку, но я снова придвинулся к рыжеволосой и схватился за блузку. В ответ дамочка царапнула меня по рукам, но не успела расстегнуть и пары пуговиц — они были маленькими и их было много. Поэтому я превратил очередную дорогую вещь в бесформенные лоскуты. Цветастая кучка ткани радовала, ведь наверняка этот костюм стоил как небольшой автомобильный завод где-нибудь в Сызрани. — Мне понравилась эта игра,— сказал я, прижимая обнаженное тело к себе.
— Теперь моя очередь, а то так не честно. Ты тоже должен быть голым,— ответила она. — Хорошо, я даже сопротивляться не буду,— согласился я и развел руки в стороны,— но есть одно условие. — Какое? — Ты будешь делать это на балконе. Проверим твою морозостойкость. Парижанка засомневалась, потом решительно шагнула к сумочке и вытащила оттуда широкую пудреницу. Пудра внутри была белой. Женщина ловко выложила две дорожки и свернула трубочкой стобаксовую купюру. — Для повышенной морозостойкости,— пояснила она и на зеркальце стало одной дорожкой меньше.— Будешь? — Нет. Она уничтожила вторую дорожку, взяла меня за руку и вывела наружу. Дул промозглый ветерок, но в целом погодка была приемлемой. Я оперся локтями о поручни и смотрел на отражение телебашни «Жемчужина Востока», состоящей из трех больших красных шаров. А дамочка тем времени возилась с ремнем моих джинсов. Я закрывал ее от ветра своим телом, а поднявшийся туман от любопытных взглядов со смотровой площадки телебашни. Кожа моей подруги мгновенно покрылась мурашками, пальцы начинали заплетаться, а губы синеть. Она, словно не замечая этого, победила в борьбе с хитроумным ремнем и принялась стягивать джинсы. Я оттолкнул ее обратно в номер, быстро снял с себя оставшееся шмотье и зашел сам. И тут началось самое интересное. Такое впечатление, что смена холода и тепла в сочетании с кокаином сделали ее бесчувственной амебой. Я делал с ее телом все, что приходило в голову, но не получал никакого удовольствия, потому что дамочка, чем дальше, тем больше, походила на бревно.
Шумно вздохнув, я отстранился и уселся на диван. Она продолжала лежать на полу и глядеть на огромный фикус в углу. — Ты больше не хочешь меня?— спросила рыжеволосая, запутывая руку в собственных кудрях. — Да ты никакая,— честно ответил я. — Тогда надо выпить и я прийду в себя через пару стаканчиков,— сказала она и направилась к бару. Выудила несколько мелких бутылочек и, позвякивая, вернулась обратно. Мы синхронно взяли по бренди и осушили в пару глотков. Моя подруга не остановилась на достигнутом и залила в себя еще три таких же, только с виски. Потом ушла в ванную, а когда вернулась, не стало прежней амебы. Моя сучка была бодра, весела и хотела секса. Она взяла одну из оставшихся бутылочек и вылила содержимое на себя, подставляя грудь под мои губы, я слизывал алкоголь и терся о нее щеками. От щетины на коже оставались симпатичные красные пятнышки. Красивая нога опустилась рядом со мной на колено, затем вторая. Я схватил женщину за волосы одной рукой, а другой за сиськи с поразительным цветом сосков — никогда не видел таких, только у нее. Часа полтора я долбился в нее в разных позах, как заведенный отбойный молоток, и думать забыл о всяких играх. Мне просто нравилось иметь рыжую.
Наконец, вдоволь накончавшись, мы отвалились друг от друга и просто лежали, глядя на потолок и стены. А потом я подумал, что не помню, как зовут тело, что лежит рядом со мной. — Как твое имя?— пробормотал я. — Что?— переспросила она, видимо, не расслышав. — Забыл твое имя. Не подскажешь? Лицо француженки исказилось гримасой гнева, она полоснула меня когтями по груди, выскочила в ванную. И тут же вылетела обратно уже в белоснежном огромном халате, подхватила чудом уцелевший пиджак с сумочкой и вышла прочь. Без единого слова. Я проводил ее усталым взглядом и заснул прямо на полу.
— Пойдем, я тебе кое-что покажу,— сказал мой троюродный брат, хватая за руку. И быстро потащил меня за собою в лесопарк, не давая остановиться ни на минуту. Мои маленькие ноги не успевали за его быстрым шагом: брат был гораздо старше и выше, но это не мешало ему постоянно таскать меня с собой. Когда мы приезжали погостить к родственникам в деревню, меня всегда оставляли на попечение старшего братца, и он увлеченно посвящал меня в дела их компании. Когда мы пришли на место, там уже было готово все: по паре рыжих щенков и черных котят, ржавая бочка, проволока и разнообразные ножи. Парни хотели стать чучельниками, но денег на специальное обучение у их семей не было, и поэтому они учились сами. Методом жестоких проб и ошибок. По дороге туда, брат гордо рассказывал о том, как у них получается делать фигурки животных и каких успехов они уже успели добиться за последние месяцы. И мне отводилась роль наблюдателя, а если я отказывался смотреть на то, как хрипят и пищат маленькие окровавленные пушистые комочки, то меня начинали бить по лицу, чтобы не отводил глаз. Поэтому я смотрел и смотрел на изуродованные тельца, подвешенные за тонкие лапки или хвостики на ветках деревьев. Когда котенок или собачка окончательно умирали, им аккуратно вспарывали брюшко и вытаскивали потроха. После делали необходимые надрезы, чтобы спустить кровь, и оставляли так висеть на ночь, чтобы все могло успеть стечь. Лапки и тельце непременно надо было связать проволокой, чтобы окоченевшая тушка не принимала некрасивой позы и оставалась такой, как ее задумал автор. На следующее утро набивали специальными травами и какими-то опилками, и зашивали.
Вдали от тропинок сидело множество уродливых чучелок, и казалось, что их незрячие глаза буравят меня каждый раз, когда мы с братом приходили в этот лесопарк. Высохшие глаза с битым бутылочным стеклом смотрели с укором. Мертвые и бессмертные.
Я проснулся весь в поту, резко вскочил и ударился головой об столешницу. Чертыхнулся и поднялся на ноги с мягкого ковра, на котором я вчера так и заснул. Быстро пробежал в ванную и встал под душ, надеясь, что этот детский кошмар улетучится прочь вместе с водой. Но это не помогло даже через полчаса, когда не зажившие до конца раны начали зудеть от горячей воды. Я ненавидел это лето и его события часто снились мне в кошмарах, я ненавидел брата за то, что он давал мне «домашние задания», заставляя записывать увиденное. А если я отказывался выполнять, то он грозил сломать мне палец. В его глазах сверкала такая злоба и гнев за непослушание, что становилось ясно — он может выполнить свою угрозу, даже не моргнув глазом. Мне не нравились дела их компашки, поэтому я изо всех сил старался отложить поход в лес, пряча ночью братовский финский нож или выкладывая высушенную траву на видное место, чтобы его мама выкинула пучок заготовленного наполнителя. И поэтому был очень рад когда на следующее лето мы поехали на похороны брата. Он умер в начале июня — его загрызла стая бродячих собак. Наверное, юные чучельники пытались украсть щенков или уже попробовать делать чучела на взрослых собаках. Я не знаю, но с тех пор отношение к животным у меня более, чем трепетное. Зато людей я успел возненавидеть. Потому что часто видел подобные кошмары в детстве. И вот, теперь они вернулись ко мне. Я спустился в ресторан при отеле и заказал стакан виски, выпив его залпом. Бармен посмотрел на часы и покачал головой. Наверное, не часто в девять утра здесь начинают пить такие крепкие напитки. Схватив очередную порцию выпивки, я осмотрелся и увидел на другом конце барной стойки рыжеволосую знакомую. Дамочка сидела, облокотившись на столешницу, и вяло цедила какой-то разноцветный коктейль. Я подошел к ней сзади и положил руку на плечо, на что француженка резко обернулась и выронила свой навороченный бокал на пол. — Что-то ты вчера очень быстро ушла,— сказал я вместо приветствия. — Ты сволочь, и поступаешь мерзко,— ответила она, повернувшись обратно, и попросила у бармена повторить ее напиток. — Я думал, что тебе нравятся унижения,— я схватил ее за шею под волосами. Парижанка напряглась. — Что ты ко мне привязался?— внезапно вспыхнула она и тряхнула волосами. Я убрал руку. — Просто поговорить хотел. Я вчера не успел сказать… ты отлично выглядишь.
— А ты хреново, как еле уцелевший гладиатор. Я тебя с трудом узнала,— хмыкнула она. — Жизнь потрепала. А я смотрю, ты здесь не по работе, раз пьянствуешь в баре с самого утра. — Ну вот и меня потрепала. Слушай, отвали. Дай мне выпить коктейль. — Раз ты не занята, может, пересядем за столик и поболтаем?— предложил я, игнорируя ее просьбу отвалить.— Мне скучно. — Уйди,— повторила она. Я пожал плечами и сел за столик около окна и думал, что теперь у меня большие проблемы в организации, большие проблемы с китайцами и в личной жизни. Я успел везде знатно накосячить за невероятно короткое время. И начинал ненавидеть себя за это, зная, что прежней жизни уже не будет. Рыжая горестно вздохнула и поднялась со своего места, направляясь в мою сторону. — Во-первых, да, мне нравятся унижения в сексе. Во-вторых, ты скотина, хоть и так об этом знаешь. И в-третьих, у меня к тебе есть предложение. Я удивленно поднял брови вверх, но не сказал ни слова. Махнул рукой, приглашая присоединиться, и вопросительно уставился на дамочку. — Я хочу от тебя ребенка,— как-то по-деловому сказала она. — Что, прости? — Ты не ослышался. Моя личная жизнь полетела в пропасть из-за тебя, вот ты же ее и наладишь. Да и не в том я возрасте, чтоб продолжать бесчисленные случайные связи. Я тебя знаю хоть как-то, в отличие от того швейцара, например,— француженка указала на молодого парня лет девятнадцати у двери,— или любого другого донора банка спермы. — Ты издеваешься!— усмехнулся я. — Ни в коем случае. Это абсолютно серьезно. — Я не могу. Подобные дела накладывают определенные обязательства. К тому же, как ты знаешь, я скотина,— отказал я, щелкая пальцами. — Ты садист, мелкий, но мне это в тебе нравится. А я мазохистка. Все отлично складывается. От тебя потребуется только осеменение, и никаких обязательств. Твой ребенок даже не узнает, кто его отец, обещаю. — Но нахрена ты мне это предлагаешь? Могла бы просто затащить меня потрахаться и наврать, что принимаешь противозачаточные!— Недоумевал я. — Могла, но почему-то не хочется. Я сама себе не могу этого объяснить. Не поверишь, но у женщин такое часто случается. — И вообще, зачем тебе это?— я действительно не понимал. — Ну подумай сам: в этом году мне будет сорок три, я одинока, без мужа, без детей и, к тому же, карьеристка. Заработала я уже достаточно, чтобы вырастить ребенка и жить на инвестиции от вкладов. Я, признаться, охренел. Но не от практичности слов своей знакомой и даже не от предложения, которое она мне сделала, потому что эти слова говорились так, словно не могло быть иначе. Я был удивлен ее возрастом. Выходит, все это время она была старше меня на десять лет, а я не замечал ни единого намека на морщины или что-то в этом духе. Повисло молчание. — Что ты такого натворил, что тебя так отделали?— наконец спросила француженка, разглядывающая мое лицо. — Эта информация не поддается разглашению,— строго проговорил я и засмеялся. Женщина улыбнулась в ответ. — Ну так что ты решил?
— Я отказываюсь. Не хочу думать, что у меня где-то есть ребенок. Вдруг захочется его увидеть, да и вообще странно это. — Ты еще можешь подумать, если что, позвони. Да и если просто соскучишься, тоже звони,— сказала она, протянула визитку и ушла из ресторана. Я сидел и тупо цедил свою выпивку, не понимая, что это было. Остаток дня прошел никак: я гулял по городу, периодически названивая в аэропорт и проверяя свою почту. К позднему вечеру аэропорты были готовы предоставить рейсы в Москву. Так что я собрался, расплатился за номер и отправился в аэропорт, откуда достаточно скоро вылетел в обледеневшую российскую столицу.
Я заснул в самолете и проспал почти весь полет без снов. Просто провалился в тягучую темноту без мучительных и идиотских видений. Москва встретила меня голубым небом и обледеневшими пейзажами. Было что-то жутковатое в этих согнутых и поломанных от тяжести замершей воды деревьях. Красиво и страшно одновременно. Водитель такси отвез меня в Мариотт Гранд отель недалеко от Красной площади, и я опять завис на ресепшене, выбирая номер. Забавное дело, но со мной пытались поговорить по-английски, наверное, я уже не похож на русского и успел приобрести интернациональный акцент, общаясь на других языках. Да и на русском я в последний раз болтал с женой. Даже не знаю, сколько времени назад это было, все так перемешалось, в голове четкая очередность событий превратилась в хронологическое месиво. И проверенное средство — календарь — не помог разобраться в том, что и когда случилось. Так вот, снял я неплохой номер для предновогодней суеты, бросил на кровать сумку с непригодными для здешнего климата вещами и отправился на шоппинг — затариться теплыми шмотками, чтобы потом как следует погулять. Выбор отеля в центре столицы оказался удачным — все под рукой и не надо мучительно искать бутики. Неудивительно, что теплое пальто с ботинками на меху я выбрал и приобрел за каких-то двадцать минут, плюс теплый шарфик в довесок.
Я помнил, что где-то в районе Малой Бронной находилось неплохое заведеньице, которое мне понравилось в прошлый раз. Было интересно, осталось ли оно там до сих пор или теперь уже на старом месте красуется что-нибудь новое. Взглянув на количество машин, я решил прокатиться на метро. Подземка встретила духотой и толпой серых изможденных лиц — у обычных людей, в отличие от меня, была куча дел, которую нужно разгрести до наступления нового года. В своем непрезентабельном виде и обычном черном пальто я чувствовал себя праздной рок-звездой и горько пожалел, что спустился в этот вонючий лабиринт. Пытался изо всех сил не воспринимать тошнотворные запахи отовсюду и уродливость окружающих людей, но хватило меня ровно на одну станцию. Чувство самосохранения взяло верх, и я выбрался на поверхность, тяжело вдыхая воздух. Мимо сновали тысячи людей, все куда-то торопились, толкались и злобно шипели что-то вроде: «да пропусти же ты», «встал посреди прохода, придурок», «что плетешься, как ослиная жопа». Ослиная жопа меня рассмешила, и я заржал, как идиот. Люди стали оборачиваться, откуда-то донеслось «Дурачок, наверное». Да, я дурачок, привыкший ко всему самому лучшему, а не к отвратительной канализации, которая гордо зовется столичной подземкой. На этом решил, что приключений с меня довольно, и стал идти так же быстро, как и народ, вливаясь в сумасшедший темп мегаполиса. Я понятия не имел, как близко Малая Бронная находится от станции метро Маяковская, поэтому просто шел вперед. Разглядывал лица людей, что шли навстречу, и силуэты идущих передо мной. В какой-то момент показалось, что вдалеке мелькнуло знакомое лицо, и я, неверя своим глазам, замер. Неужели это она, моя жена? Или мне все мерещится? Я побежал вслед за ней, несколько раз споткнулся, может, даже сбил кого-то с ног, но старался двигаться как можно быстрее. Это было не так-то просто — нестись по обледеневшим тротуарам, ноги скользили как коньки, и я мысленно ругал себя за плохой выбор обуви. Когда я приблизился настолько, чтобы понять, что это действительно моя женщина, сердце, отбивавшее ломанные ритмы, защемило от напряжения, все-таки я очень давно пытался бегать. Я не надеялся встретить ее, просто полетел наобум в город, название которого первым пришло мне в голову. Странная штука — случай. Попытался ее окликнуть, но из легких не выходил воздух, в боку начало сильно колоть, а сердце готовилось проломить ребра. В голове пронеслась мысль, что, если бы уделял больше времени на физические нагрузки, не было бы так тяжело. Женщина тем временем затормозила у пешеходного перехода, ожидая зеленого света. Собрав остатки сил в кулак, я рванул вперед, стараясь не обращать внимание на боль. Светофор начал обратный отсчет, и люди двинулись по зебре, а мне оставалось каких-то пятнадцать метров, чтобы добраться до нее. И когда добежал до перехода, загорелся красный, но я не обратил внимания, продолжая преследование, ведь Она уже так близко. Мощный толчок справа, визг тормозных колодок и снова удар, теперь уже слева. Я не чувствую ничего, не вижу ничего кроме безоблачного неба. Оно такое спокойное. Мягкое тепло разливается все сильнее, и я поворачиваю голову. Я вижу ее лицо, она не узнала меня, отвернулась и пошла дальше. И я понимаю, что это теплое и мокрое — моя кровь, что она льется, как молоко из порванного пакета, заполоняя собой все пространство. — Вы слышите меня? Слышите?— кричит кто-то, и я чувствую пушистое прикосновение перчаток к моей щека, человек склоняется передо мной, но я не могу различить его лица. Да, впрочем, и не пытаюсь. Я смотрю на небо.
— Посмотрите на меня! Сейчас будет «скорая»! Да посмотрите же! Не уходите, слушайте мой голос. Останьтесь! Я знаю, что не дотяну. Мне незачем. — Нет,— шепчу я еле слышно. — Что? Повторите, поговорите со мной!— вновь кричит, но мне уже все равно, поэтому я смотрю на небо из последних сил. Люди исчезли, их голоса перестали лезть в мои уши, их руки не теребят мое лицо. Осталось только небо.
