Крик души, вырывавшийся откуда-то изнутри: из-под ребер, из тканей сердца. Давящая, колющая боль. В горле у Франческо запершило, он резко закашлял, согнулся, держась за грудь. В глазах помутилось от сильного кашля. Но спустя некоторое время итальянец, похлопав глазами, осознал, что произошло, вскочил из-за стола и побежал догонять Амедеу. Пробежав мимо кухни и крикнув Феми (служанка-африканка), чтобы та подала кофе гостю и развлекла его, Франческо выбежал на передний двор, где вдоль каменной дорожки возвышались пихты (удивительные для Венеции деревья, стояли только в доме у писателя), за ними кустарники роз, чуть дальше ряд клумб, в правом углу маленькое декоративное озера и две лавочки. И, скорее всего, девушка сидела именно там. Итальянец пробрался к лавочкам. Действительно, там сидела Амедеа, склонив голову. Она, почувствовав, что подошел Франческо, вскликнула:
- Кто бы мог подумать? – она обернулась, подняла удивленно строгую черточку брови, и продолжила:
- Синьор Фавалоро, на первый взгляд, приличный мужчина. А кто бы знал? О тебе еще в газетах не писали?
- Зачем обо мне писать? – усмехнулся Франческо, а где-то внутри понимал, что она такая же вспыльчивая, как он.
- Как это зачем? Мой любезный братец утверждал, что ты – знаменитый писатель, хороший человек, - рассмеялась Амедеа. Нотки ее голоса, казалось, донеслись в каждый уголок Венецианского домика, отразились от воды, как солнечные лучики, и улетели даже в космос.
- Нет, я бедный блуждающий писатель, - Франческо присел рядом на лавочку.
- Ну да, а дом достался от богатого троюродного дяденьки?
- В какой-то степени, но это долгая история. Прекрасная синьора, прошу простить меня, глупого наивного итальянца за грубый поступок по отношению к вам, - Франческо склонил голову, уловив нежный взгляд карих глаз. Амедеа улыбнулась, положила руку на плечо, что-то пробормотала невнятное, и они вернулись в дом. Там уже служанка радовала Антонио какими-то старыми шутками.
- Феми, ты свободна, - произнес на повышенном тоне Франческо, но его перебила сестра художника:
- Нет, дорогая, ты можешь остаться с нами, попить чайку.
Франческо удивленно поднял бровь: «Как она смеет командовать в моем доме». Но вслух лишь сказал:
- Присаживайся, да.
День шёл к концу, темнело, а наша компания все сидела и обсуждала все: спорт, театр, погоду, путешествия, политику. И, казалось, это счастье никогда не закончится. Лучший друг, прекрасная девушка, служанка, которая, кстати, оказалась неплохой собеседницей и знала очень многое. Но как же под покровом ночи без интересных историй. Начала Амедеа (кстати говоря, девушка еще в школе, оказывается, училась)
- Я помню года два назад, в школе я очень сильно влюбилась, - Антонио вздохнул, отхлебнул чаю и, взяв сигарету из пачки, вышел из комнаты, - на урок литературы к нам приехал один писатель. Он был совсем беден, на нем был старый конопляный пиджак, какие-то серые бриджи, из расклеившихся ботинок виднелись грязные носки. Но на внешность он был хорош: растрёпанные черные волосы, казалось, явно лежали не так, как хотелось писателю, тёмно-карие глаза когда куда-то смотрели, будто делали рентген снимок, когда он заговорил – я провалилась в бездну. Голос у него был басистый, но в то же время нежный и кое-где ласковый. И он рассказал про одну свою повесть «Царица», - тут Франческо чуть не упал со стула, ведь Амедеа явно говорила о нём. Он сглотнул, в горле запекло, губы засушило, а по виску пробежалась капля пота.
Итальянец вспомнил, что действительно когда-то ездил в какую-то провинциальную школу, встретился глазами с другими глазами, обжигающими с первого раза. Картина всплыла, как будто была совсем недавно.
Франческо не понимал, что с ним происходит. Всё так навалилось: Амедеу, девочку, которую он когда-то заметил в школе, он встретил на мосту, влюбился и страстно поцеловал, после чего она убежала, а потом вернулась с братом, который случайным образом оказался лучшим другом писателя….
